Мне повезло, я добрался до спасительного леса раньше, чем меня обнаружили, но, лишь только я прислонился спиной к огромному стволу ближайшей сосны, как до меня долетел леденящий душу вой — это самка обнаружила своего самца. Поверженного, изуродованного, окровавленного. Как-то я не подумал, что эта картина ей не очень понравится. Вдруг вой прекратился, и все стихло. Я тоже замер, не понимая, чего ожидать от своих преследователей. Дыхание перехватило. Лес словно насторожился, ожидая страшной развязки. Лишь безучастный ко всему снег продолжал падать как ни в чем не бывало. Я спохватился, лишь когда понял, что снег теперь падает совсем в другом направлении. Ветер переменился, и тишина, сменившая плач горюющей самки, была недобрым предвестником. Самка замолчала, потому что принюхивалась. Теперь она выслеживала меня. И самым страшным было то, что у нее была подмога в лице ее отпрыска.
От напряжения и усталости я почти не чувствовал ног. Но, даже несмотря на это, страх погнал меня вглубь леса. Я бежал, не разбирая дороги, не пытаясь запомнить местность и уж тем более не боясь заблудиться. Какой там⁈ Выжить бы! Напрасно я надеялся на вековые сосны. Под натиском медведицы и ее детеныша они ходили ходуном, а некоторые стволы даже валились позади меня. С каждой выигранной мною минутой я осознавал всю бессмысленность моих попыток убежать от здешних царей природы. Несмотря на то, что в самом лесу снежный наст не был таким глубоким, как у озера, я с каждым шагом ощущал, как усталость, а вместе с ней и предел моих сил подступают все ближе. Я начинал паниковать. И почему-то особенно страшно было представлять, как за моими действиями сейчас молча наблюдают мои друзья. А что им, собственно, говорить? Чак уже летел на пеленг моих координат. Помочь советом они не могут, а отвлекать меня пустой болтовней было делом неразумным. Я представлял, какой ужас сейчас творится в кабине пилотов «Ермака».
Свирепый рык раздался где-то совсем рядом — позади и слева от меня. Я забрал немного правее и тут же услышал чуть менее интенсивный, но не менее страшный рык позади и справа. Ага, значит, эти твари умеют охотиться стаей. А мамаша молодец. Даже в такой сложной для ее семьи ситуации не упустила возможность потренировать сынишку в загоне дичи. Но не на того напали, просто так останавливаться и сдаваться на волю плотоядных переростков я не собирался. У меня открылось второе дыхание (или это мне в скафандр подали чистого кислорода для эйфории), и я бросился к ближайшему кустарнику, надеясь укрыться за его густыми ветвями и оглядеться, но тут мне наперерез выскочил детеныш. Относительно папаши эта кроха была еще щенком, но относительно меня это был вполне стандартных размеров медведь из моей эпохи. Мы оказались друг напротив друга. Я — не зная, чем могу защититься, а мой противник — по неопытности. Поворачиваться к зверю спиной было нельзя, даже детишки понимают, что со спины легче всего нападать, а потому я просто продолжил стоять к медвежонку лицом. Но вдруг в шлеме послышался крик. Это кричала Мария, видимо, углядев в камеру то, чего не видел я. Еще мгновение — и я понял, что именно она увидела. Пока медвежонок меня отвлекал, не стремясь нападать, сзади подкралась его мамаша, и именно ее увидела Мария. К моему великому сожалению, в отличие от наших всеобзорных камер, я эволюционно обладал лишь бинокулярным зрением, а потому слишком поздно понял свою ошибку.
Страшный удар в спину буквально подбросил меня вверх и вперед метра на три. Я кувырком перелетел через удивленного медвежонка и сильно приложился шлемом о дерево позади него. Сознания я не потерял, но встать уже не мог. По шлему паутинкой поползла трещина, но отчета о разгерметизации пока не поступало. Медведица вновь подбежала ко мне и снова попыталась ударом лапы сбить меня с ног, но я опять почему-то только отлетел вверх и вперед. На этот раз мне повезло, и, приземляясь, я не встретился ни с одним деревом. Но легче от этого не стало. Падение выбило из меня остатки воздуха, и я никак не мог сделать очередной вдох. Лишь только я подумал о том, что у меня уже, скорее всего, переломаны все ребра и позвоночник, как очередная яростная атака самки настигла цель, и я вновь отлетел куда-то в сторону, словно резиновый мяч. На этот раз приземление не остановило круговерти в моей голове. Все вокруг замелькало, закружилось, и я понял, что качусь под откос какого-то ущелья. Скорость возрастала, и остановиться я уже не мог. Инерция и гравитация сделали свое дело — я стремительно летел куда-то вниз. Единственный вопрос, пришедший мне в голову в этот момент: «Почему я не чувствую боли?» После таких тумаков от медведицы и настолько стремительного падения я уже должен был несколько раз потерять сознание от болевого шока, а я кувыркался, словно… И тут меня озарило. Филипп же отдал мне свой портативный генератор силового поля! А два генератора, сложенные вместе, давали совместное защитное поле на несколько G. Не знаю, как насчет силы удара самца, но самка медведя с силовым полем справиться не смогла, и потому действительно только пинала меня по тайге, словно мяч.
Я в очередной раз приложился о какой-то выступ. Силовое поле отпружинило меня в сторону, и я ощутил невесомость. Судя по всему, на этот раз я уже не просто катился вниз по склону, я натурально падал с большой высоты. Но понять, куда именно я падаю, я смог, лишь когда вся эта круговерть внезапно прекратилась. Я ощутил глухой удар обо что-то твердое, и тут же перед глазами потемнело. Нет, я был в сознании, просто все вокруг действительно стало очень темным. Я не сразу сообразил, что нахожусь под водой. Для пребывания под водой мой скафандр вполне подходил, но его вес напрочь исключал все мои попытки всплыть на поверхность. Меня тянуло на дно.
«Час от часу не легче, — подумал я, — не сожрут, так задохнусь»…
К началу моего погружения кислорода в скафандре оставалось чуть больше десяти процентов.
Глава 22
Таинственная локация
Паники на этот раз не было. Удивительная вещь — мозг человека. Мое естество и инстинкты противились смерти от медвежьих клыков, но при этом я не возражал умереть от удушья или захлебнуться. По какой-то причине мое сознание первый вариант отвергало категорически, но было не против второго. Я погружался все глубже и глубже, во всяком случае, мне так казалось. Нашлемные фонари были разбиты, и я не видел вокруг ни зги. Точную глубину определить я не мог, поскольку скафандр ощутил нарастающее давление воды и самостоятельно начал подкачивать воздух для выравнивания давления. И все было бы логичным, если бы не конечный запас воздуха. Я слегка апатично наблюдал, как тают последние десять процентов кислорода в ранце скафандра. Уже началось тревожное оповещение.
«Внимание! Критический уровень кислорода! Внимание! Критический уровень кислорода!»
Я вырубил звук. Все равно на такой глубине со мной никто уже не свяжется. Это и к лучшему. Незачем ребятам видеть столь мучительный конец. Хорошо еще, что они не видели, как погиб Филипп.
Филипп. Бедный парень. Вот его мне было по-настоящему жаль. Очень жаль. Ему было всего двадцать семь лет, совсем еще мальчишка. Самый младший из нас. Я помнил его послужную карточку наизусть. Я сам отбирал его в экспедицию. Он был добровольцем. Школу окончил с золотой медалью, столичный государственный университет также окончил с отличием и прошел полный цикл обучения на астронавта-терраформирователя. Он столько успел за свои двадцать семь и столько еще не успел. Ах, как же его было жаль! Филя, Филя… У меня на глаза навернулись слезы. Когда еще, как не сейчас, погоревать об утрате? Бесконечная пустота, в которую я сейчас погружался, почему-то успокаивала. Я не боялся такой смерти. Я искренне скорбел по Филиппу. Помню, на собеседовании я задал ему вопрос, стараясь разглядеть в его желании навсегда покинуть Землю какое-нибудь психическое заболевание:
— Почему вы решили поступить на службу именно на «Магеллан»?